На прошлой неделе выступил Генеральный прокурор Ж. Асанов, высказав претензии к новым Уголовному и Уголовно-процессуальному кодексам. Это заслуживает и внимания, и поддержки. С подобным фактом критического отношения к законодательным актам со стороны исполнительного органа и публичного высказывания этой оценки я на своей памяти встречаюсь впервые. Прецедент обнадеживающий, во всех смыслах.
К сожалению, есть ещё один аспект, который пока не удостоился внимания нашего главного прокурора. Речь идет о процессуальных соглашениях.
Закрепление в уголовно-процессуальном кодексе институт процессуального соглашения является новшеством. Процессуальное соглашение заключается между прокурором и подозреваемым, обвиняемым или подсудимым на любой стадии уголовного процесса или осужденным в порядке и по основаниям, предусмотренным УПК.
Следует признать, что во многих странах мира процессуальные соглашения – это нормальная, широко применяемая практика, позволяющая не только минимизировать репутационные и пр. потери, но и экономить время и деньги. При этом мировая практика показывает, что, в отличие от казахстанской трактовки процессуального соглашения, применение этой процедуры не облегчает участь привлеченных к уголовной ответственности лиц, в основу доказательства вины которых легли процессуальные соглашения других лиц.
У нас умудрились процессуальное соглашения совершенствовать с нашей неповторимой национальной спецификой в соответствии с существующими нашими реалиями. У нас получилось как обычно: хотели чтобы было лучше, а получилось как всегда.
Действующий уголовно-процессуальный кодекс предусматривает два вида соглашений: в форме сделки о признании вины – по преступлениям небольшой, средней тяжести, либо тяжким преступлениям – в случае согласия подозреваемого, обвиняемого с подозрением, обвинением;
в форме соглашения о сотрудничестве – по всем категориям преступлений при способствовании раскрытию и расследованию преступлений, совершенных преступной группой, особо тяжких преступлений, совершенных иными лицами, а также экстремистских и террористических преступлений.
У нас же недолгая история применения процессуального соглашения демонстрирует неверное ее толкование и искаженное использование с целью достижения снижения наказания, борьбы с инакомыслящими, а также достижения обвинения других лиц на основании признания вины третьих лиц.
Вначале с введением процессуального соглашения обязательно вменялось признание вины. Потом было разъяснение нормативным постановлением верховного суда от 7 июля 2016 года № 4, что «при заключении соглашения о признании вины прокурор не вправе ставить условием его заключения признание подозреваемым, обвиняемым своей вины». Далее ещё больше путаницы.
В соответствии со статьёй .613 ч.1 п.3 УПК РК нужно согласие потерпевшего на заключение процессуального соглашения, если подозреваемый, обвиняемый согласен с подозрением, не оспаривает подозрение, обвинение, имеющиеся доказательства, характер и размер причиненного ими вреда. Но статья 77 ч.3 п. 9 Конституции РК гласит «никто не может быть осужден лишь на основе его собственного признания».
Не противоречит ли нашей Конституции заключение процессуального соглашения о признании вины в уголовных делах? Такое соглашение позволяет привлекать невиновных лиц к уголовной ответственности без доказательств, только на основании их собственного согласия, а действительно виновным лицам избегать уголовной ответственности, за счет согласившихся взять вину на себя. При высокой степени коррупции, которым подвержены, не секрет, наши правоохранительные органы такое соглашение, зачастую, как показывает практика, служит доказательством вины действительно не виновных лиц по другим делам, либо в том же деле, если обвинение предъявляется нескольким лицам, лишая их возможности доказать свою невиновность.
Также действующий УПК РК, устанавливающий порядок заключения процессуального соглашения в форме сделки о признании вины, лишает потерпевшего, давшего согласие на заключение процессуального соглашения, права в дальнейшем изменять требования о размере причиненного ущерба, то есть непосредственно затрагиваются права потерпевшего. Есть проблема и в вопросе обжалования приговора суда, вынесенного в согласительном производстве.
А теперь приведу комментарии профессиональных адвокатов. Адвокат Гульнара Жуаспаева считает: «Признание вины не является доказательством. Возможен самооговор при невыносимых обстоятельствах: при моральном и физическом давлении, пытках. А также самооговор для прикрытия другого преступления. Признание вины без совокупности других доказательств не может являться единственным доказательством виновности.
Процессуальное соглашение как новшество в новом УПК РК на практике дает возможность для органа следствия не собирать другие доказательства, не проводить оперативно-следственные действия, а просто принуждать подозреваемого заключить под выгодные для них условия, закрепить его приговором, утверждающим процессуальное соглашение. Вступившее в законную силу приговор является бесспорным доказательством по другим делам. Вот почему, из основного уголовного дела выделяются в отдельное производство дела с процессуальным соглашением и узакониваются в суде в виде приговора. Возможно, что это новшество было изначально задумано и введено для облегчения работы следствия. А на практике развязало руки органу обвинения для узаконивания всех незаконных действий через суд».
И как показывает практика, чем больше из уголовного дела выделенных в отдельное производство процессуальных соглашений, тем меньше доказательств в основном деле. Наши юристы уже выражают свою озабоченность и пишут о процессуальных ошибках при применении соглашений. А тем временем конвейер с узаконением сомнительных процессуальных соглашений и признаний вины идет дальше и порождает все больше беззакония.
Получается что в нашей стране признание вины дает шанс выйти на свободу, а непризнание ведет в тюрьму. Хотя по логике должно быть наоборот.
Я правозащитник и описала то, с чем сталкиваемся мы на правоприменительной практике при процессуальных соглашениях.
