В этом году исполняется 30 лет декабрьским событиям в Алматы 1986 года. Изменилось ли что-то в оценке тех событий спустя три десятилетия? Об этом размышляют автор пресс-клуба «Содружество» (http://press-unity.com) Жанар ТУЛИНДИНОВА и казахстанский политолог Данияр АШИМБАЕВ.
В Астане стартует череда мероприятий, посвященных 30-летию декабрьских событий 1986 года. Немного смущает риторика этих собраний. В анамнезе вырисовывается «империя зла» – Советский Союз – насаждавшая тоталитаризм и угнетавшая народ, против которой и был поднят массовый народный протест.
Между тем такая подача, которая, пожалуй, была актуальна в 90-е годы, когда в обществе царила эйфория по поводу того, что оно порвало с «темным советским прошлым», сегодня выглядит несколько натянутой.
Ведь оглядываясь назад, мы все чаще обнаруживаем, что было в этом прошлом и немало позитивного: создание инфраструктуры, модернизация экономического уклада, социальные гарантии населению, соблюдение принципов социальной справедливости…
Мы побеседовали с казахстанским политологом Данияром Ашимбаевым о том, не пришло ли время для пересмотра подходов к исследованию декабрьских событий.
– Данияр Рахманович, в декабре нынешнего года исполняется 30 лет протестам в Алматы. Срок достаточный для всесторонней рефлексии, тем не менее, в интерпретации этих событий до сих пор довлеет попытка их мифологизировать. Не пришло ли, по вашему мнению, время поубавить градус оценок и сформировать более актуальный научный дискурс вокруг этой темы?
– Если говорить о событиях в Алматы 1986 года, то следует разделить сами события и их оценку. Понятно, что оценка декабрьских протестов встроена в современную казахстанскую идеологию. События 1986 года стали одним из символов борьбы за независимость, рубежной вехой, этапом. Государственная пропаганда отвела им ключевое место в логически выстроенном ряде борьбы казахского народа за суверенитет. В этом виде они уже вошли и в учебники истории, и в литературу. Разве что до кино дело не дошло.
Понятно, что такая модель связана с действующей политической системой. Хотя большинство нынешних функционеров находилось по противоположную сторону баррикад от протестующих, тем не менее, к декабрьским событиям намертво приклеился ярлык «народного протеста против диктата и тоталитаризма советской империи».
Ситуация с этой оценкой выглядит порой комично. Помнится, в мемуарах одного уважаемого аксакала, бывшего представителя партийно-советской номенклатуры было описано, как во время декабрьским событий 1986 года к нему в кабинет влетела то ли бутылка с зажигательной смесью, то ли увесистый булыжник, в результате чего он едва не получил тяжелую травму. Так вот, этот аксакал написал: я тогда не знал об историческом значении событий 86-го года, поэтому очень негативно отозвался о действиях тех, кто собрался на площади.
И эта двусмысленность в оценке событий 1986-го года так и осталась неразрешенной.
– Двусмысленность есть не только в оценке, но и в самих событиях?
– Проблема заключается в том, что сегодня они трактуются предельно вырванными из контекста. По сути, они рассматриваются как элемент абстрактного идеологического концепта – борьбы за независимость. В то время как исследовать их вне контекста внутриполитической борьбы за власть в середине 80-х годов в Казахстане попросту нельзя.
Но от этой тематики все стараются уклониться. Этой односторонностью страдала и та оценка, которая была дана этим событиям постановлением ЦК КПСС, в котором они были охарактеризованы как «проявления казахского национализма». Примечательно, что в этом же виде эта оценка, изменив, разумеется, свою полярность перекочевала и в современную идеологию. И по большому счету националистическое восстание и борьба за независимость оказались на одном полюсе координат в современном Казахстане.
Если же мы внимательно изучим документы по 86-му году, о том, что происходило в СССР на тот момент, о том, какие процессы протекали в Казахстане, какие подводные течения существовали, какая шла аппаратная борьба, какова была социальная и идеологическая обстановка, то мы увидим принципиально иную картину.
Проблема в том, что истинная подоплека этих событий мало кого сегодня волнует.
– В каком же контексте следует рассматривать декабрьские протесты?
– Все, что рассказывает современная историография об этих событиях, сводится, по существу, к одному тезису: народ выступил против диктата Москвы. А что это был за народ, кто его агитировал, почему он собрался – практически не исследуется.
Примечательно, что до сих пор никто не взял на себя ответственность за организацию массовых беспорядков. Но ведь кто-то занимался подготовкой и выводом людей на площадь? Кто-то проводил агитацию в общежитиях? Об этом прекрасно известно, есть свидетели, но до сих пор эти так называемые «герои декабря» не подали голоса и не заявили своих прав на историческое наследие желтоксана.
Еще один нюанс, на который сегодня мало кто обращает внимание. Из тех, кого должны были наказать за факт допущения массовых беспорядков в союзной республике, а уж тем более в ее столице, никто, по сути, не был наказан.
Упускаются из виду и лозунги собравшихся, которые, в первую очередь, касались смены власти. Никто не задается вопросом, кто этими лозунгами их снабжал. Факт раздачи алкоголя также остается без внимания.
Таким образом, достаточно большой пласт неисследованных до конца фактов и событий совершенно не укладывается в официальную версию.
Весь год шла аппаратная и политическая борьба между различными группировками. А противостояние в партийно-советской номенклатуре по своему накалу ничуть не уступала баталиям в нынешней элите. Были тут и сливы компроматов, и подковерные разборки, и громкие отставки, и самоубийства.
Еще один нюанс. 1985 - 1987 годы – это были годы начала перестройки и активных кадровых чисток в стране. Руководителей тогда снимали направо-налево: многих заслужено, кто-то пострадал, попав под кампанейщину. Шли массовые разоблачения, увольнения, исключения из партии, снятия с должности. Разворачивалась жесточайшая борьба внутри кунаевского окружения. И, на мой взгляд, подлинная цель декабрьских событий заключалась в том, чтобы изменить кадровое решение центра.
Полагаю, что декабрьские события 86-го вписываются как раз таки в этот контекст, а отнюдь не в иллюзорную «многовековую борьбу за независимость». К сожалению, любые попытки скрупулезно исследовать эту тему, сформулировать вопросы и найти на них ответы заканчиваются заявлениями группы общественников о том, что недопустимо порочить светлую память участников этих событий.
Таким образом, декабрьские события стали мифом, и с каждым годом этому мифу придается все более неприкосновенный характер, его годовщины отмечаются все более пафосно, а реальная подоплека все больше отодвигается на задний план.
– Дождемся ли мы когда-нибудь того, что этот миф будет десакрализирован, и декабрьские события 86-го года будут исследованы непредвзято?
– Вот в чем тут дело. Приведу простой пример. Возьмем Мангыстаускую область. Если вы начнете искать литературу, посвященную истории этого региона, то вы обнаружите, что большинство книг касаются адаевского восстания. В то время как практически отсутствует литература об освоении Мангышлака, о развитии атомной и нефтяной промышленности в этом регионе, о развитии социальной сферы, образования, науки.
То есть созидательный период истории, во время которого был сформирован промышленный и социально-экономический потенциал Мангыстауской истории, оказался на периферии исследований. Первое, о чем вы узнаете, исследуя историю полуострова, – это о национально-освободительных восстаниях в регионе.
Таким образом, казахстанская идеология опирается на историческую концепцию, согласно которой нация на протяжении всей своей истории боролась за независимость. И все малые и большие события, конфликты, локальные войны, возможно обусловленные борьбой за власть, личностными мотивами, подгоняются под эту канву.
Именно поэтому в нашей историографии придается преувеличенное значение казахско-джунгарским войнам, масштаб которых, возможно, был не столь значимым, а их роль в истории была значительно более скромна.
Это же касается героизации деятелей Алашорды, при практически полном умолчании вопроса о ее политической легитимности и того факта, что большинство алашординцев перешло на сторону советской власти.
Для нашей историографии это стало устоявшейся практикой: брать из истории отдельные события, отдельные личности, отдельные заявления, в полном отрыве от контекста, и механически сшивать их в единую пропагандистскую концепцию.
Поэтому ожидать, что некие мифы будут десакрализированы – в частности, события 86-го года – не следует. В то же время критически мыслящие люди, принадлежащие к старшему поколению, прекрасно осознают истинную цену этим мифам. Они осведомлены, что на самом деле произошло в декабре 1986-го года, и не питают иллюзий.
Понятно, что о событиях такого масштаба невозможно судить однозначно. Это именно тот случай, о котором говорят: «Сколько людей, столько и мнений». И в преддверии 30-летия декабрьских событий наверняка будет опубликовано немало воспоминаний о тех днях и комментариев очевидцев и экспертов. Главное — попытаться понять, где правда, а где вымысел.
