ИСТОРИЯ – ЭТО ВСЕГДА СЕГОДНЯШНЕЕ ПОНИМАНИЕ СИТУАЦИИ ПРОШЛОГО
Стабильность страны и мира покоится на правилах, вступивших в действие давным давно, так что никто и не задумывается об их изменении. Когда-то часть из этих правил пришла из виртуального мира – из религии и идеологии. “Не убий” – выгодное правило для коллективного выживания, но оно нарушается. Нарушители наказываются мощью государств, имеющих соответствующие подразделения, функции которых состоят в борьбе с отклонениями от нормы.
То, что сегодня кажется незыблемым, в то же время могло многократно меняться в прошлом. Например, Германия и СССР находились в состоянии войны, и были тогда непримиримыми врагами. “Убей фрица” было национальным слоганом. Но так было не всегда. Государства в состоянии направлять негативные и позитивные чувства туда, куда этого требует в данный момент политика.
Германия и СССР, например, очень сильно дружили в довоенное время, прямо души друг в друге не чаяли. Причем было несколько всплесков такой дружбы в разные годы, которые объяснялись разными причинами. Это возможно и понятно. Но “забывчивость”, характерная для государств, уже не столь понятна. Здесь все протекает четко по Оруэллу, когда сегодняшние истины начинают опровергать вчерашние, а завтрашние вновь станут противоречить вчерашним и сегодняшним. Правда – это то, что объявлено правдой сегодня.
Возникли следующие типы инструментария, позволяющие “ломать” историю, например, такие:
- замалчивание/запрет на исторические факты, которые противоречат сегодняшнему пониманию, которое изменилось,
- реинтерпретация “неправильных” фактов, чтобы объяснить их наличием особых условий,
- порождение своих собственных новых нарративов, которые активно навязываются другим странам.
По сути эти методы переводят историю из реальности в воображаемое. Причем делают это настолько активно, что потом пользуются уже выстроенным для обратной интервенции в реальность. Это позволяет осуществлять даже вооруженные аннексии чужих территорий, поскольку для их оправдания была выстроена соответствующая историческая псевдореальность.
Профессор А. Зубов так отвечает на историческую статью, что Запад готовил Германию к войне: “кто действительно способствовал восстановлению военного потенциала Германии, так это СССР. И способствовал самым непосредственным образом. В июле 1922 г. в Берлине РСФСР подписал с немцами секретное соглашение о военном сотрудничестве, по которому советские коммунисты начали активно участвовать в воссоздании германской военной авиации и танковых войск. По этому соглашению Германия могла производить и испытывать в советской России запрещенные ей Версальским договором виды оружия, обучать офицеров.
Изучил ли это соглашение г-н Путин, велел ли «поднять» его из секретных архивов? Командиры РККА А.И. Корк, А.И. Тодорский, В.К. Триандафиллов, М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич и др. и офицеры Рейхсвера — генерал-майор П. фон Хассе, полковник О. фон Нидермайер, подполковник Г. Гудериан, майор В. Модель и др. участвовали в делегациях обмена для учёбы и повышения квалификации, манёврах, учениях, знакомстве с новой техникой сотрудничающих сторон. В рамках советско-германского сотрудничества Германия получила возможность выпускать в Советском Союзе авиабомбы, танки, самолёты, средства химической войны и подводные лодки. В 1926 на закупки вооружений и боеприпасов в СССР расходовалось более 150 млн. марок — около трети годового бюджета Рейхсвера. На территории СССР действовали авиационная школа Рейхсвера в Липецке («4-я эскадрилья авиационной части Красного Воздушного Флота), танковая школа в Казани (центр «Кама»), в перечне выпускников которой в 1929 был Г.В. Гудериан — будущий мастер танковых атак Вермахта и генерал-полковник, а также особо засекреченная школа химической войны на Волге близ Вольска под Саратовом (центр «Томка»). На заводе ГАЗ №1 в Филях под Москвой с 1924 фирма «Юнкерс» выпускала в год по несколько военных самолётов. В Липецке отрабатывалась новая тактика воздушного боя и пикирования на цель. До 1933-го, когда в результате прихода к власти нацистов началось свёртывание сотрудничества, в СССР были подготовлены 30 специалистов-командиров бронетанковых войск, около 130 первоклассных немецких пилотов и около 100 лётчиков-наблюдателей в качестве инструкторов и преподавательского персонала для кадров будущих Люфтваффе. Один из зарубежных историков П. Карелль так оценил значение авиационной школы в Липецке: «Если бы не Липецк, Гитлеру понадобилось бы ещё 10 лет для того, чтобы создать современную военную авиацию». Среди выпускников Липецкой школы был будущий генерал-фельдмаршал и один из высших командиров Люфтваффе Хуго Шперле” [1].
Советский Союз точно так был готов отправить немецкую армию воевать против своих врагов, как и страны Запада, поэтому активно включался в помощь ей, тем самым наращивая ее силу, которая потом была использована против него самого. Но когда СССР оказался в ситуации войны, все эти “исторические отклонения” пришлось прятать.
Сегодня близкая ситуация уничтожения/трансформации истории возникла во взаимоотношениях уже России с соседними государствами. Здесь вновь возникает ситуация вычеркивания истории.
Как отмечают исследователи: “Очень часто нарративы – как соседних, так и отдаленных наций – сосуществуют более — менее мирно, их взаимно-противоречивый характер не вызывает эскалации напряженности в межгосударственных отношениях, не приводит к открытым конфликтам. Что же касается отношений некоторых центрально-европейских государств с Россией, то как видно по последним событиям, здесь все по-другому. Возникает вопрос – почему? Ответ на удивление прост – потому что Россия сегодня является, пожалуй, единственным государством в мире, которое заставляет другие страны соглашаться с ее интерпретацией истории, с ее историческими нарративами, а если этого не происходит, то она давит на эти страны, угрожает им, а то и пытается их за это наказать. Понятно, что такой подход вызывает несогласие в этих странах. Во-первых, потому что серьезные исторические исследования часто не подтверждают факты, выдвигаемые в российских нарративах, являющихся по сути дела мифами, а отнюдь не задокументированными и фактографически обоснованными свидетельствами о конкретных исторических событиях. А во-вторых, потому что эти нарративы противоречат официально принятым государственным доктринам тех или иных стран, как это недавно, к примеру, подчеркнули министры иностранных дел стран Центральной и Восточной Европы в совместном заявлении по случаю 75-й годовщины окончания второй мировой войны в Европе” [2].
Все это говорит о принципиально иной установке на правду, когда правдой становится все то, что важно с точки зрения сегодняшнего дня, что в результате может даже менять историю в нужную для власти сторону. Это очень активные процессы, порождающие не “дом, где разбиваются сердца”, а “дом, где разбиваются головы”. Никакая личная память человека не может победить память официальную. Государство создает и удерживает коллективную память всеми своими силами. Медиа, школа, кино активно создают эту новую память.
Системность идеологии доводила ее до каждой улицы, до каждой головы. Ничего не оставалось незамеченным. Это случилось в результате подписания 23 августа 1939 года договора о ненападении между Германией и Советским Союзом (пакт Молотова—Риббентропа). Германия как враг вдруг становится Германией другом. Это имело также и широкие культурные последствия. О. Федянина пишет: “Главный смысл пакта был, разумеется, вне идеологии и тем более культуры, но сам факт соглашения требовал от обеих сторон известных жестов вежливости — как минимум, прекращения пропагандистской войны. И обе стороны не только подчеркнуто обещают невмешательство в дела друг друга, но и делают заявления об открывающемся культурном сотрудничестве. Но после шести лет открытой информационной войны выполнить это обещание можно уже только за счет вмешательства в свои собственные внутренние дела. Как не обидеть политического партнера, которого в последние годы старались обидеть как можно сильнее? Что делать с образом врага — в кино, в газетах, в книгах? СССР начал укрепление новой дружбы с того, что умел делать лучше всего,— с запретов. Началось стремительное истребление основ пропаганды вчерашнего дня: из всех сфер культурной и общественной жизни изгоняли публичные упоминания и проявления антифашизма. Ошеломление от полного и внезапного обрыва антифашистского дискурса было, по свидетельствам современников, важнейшим впечатлением тех дней. Главным образом этот обрыв демонстрировали СМИ. Те, кого газеты и радиопередачи еще вчера называли “фашистами”, становились “членами Национал-социалистической рабочей партии”, упоминания о Коминтерне уходили с первых полос, персональная критика нацистских политиков прекратилась полностью. Главным источником информации о Германии в СССР были газеты, журналы — и книги. Но состав их поступлений менялся” [3].
Это яркая картинка превращения вчерашней вражды в сегодняшнюю дружбу. Оруэлл, говоря о смене вчерашней правды на сегодняшнюю, был очень близок к реалиям. Вот некоторые примеры подобной резкой смены:
- “В 1940 году 58% наименований зарубежной периодики в Библиотеке им. В.И. Ленина были немецкими. Среди книг, которые ГБЛ получила по международному книгообмену, доля книг из Германии с 19% в 1939 году увеличивается до 33% в 1940-м”;
- о фильме “Александр Невский, где были немецкие псы-рыцари:”Фильм получает статус нон грата сразу же после подписания пакта — в последнюю неделю августа 1939-го он исчезает с экранов СССР. Указание о возвращении его в прокат появляется сразу же после объявления войны 22 июня”;
- и даже пострадал Карл Маркс, что вообще неслыханно для такого идеологического государства, как СССР: “Позже невидимой миру жертвой изменившейся идеологической установки становятся кинорежиссер Козинцев и Карл Маркс. Над сценарием биографического фильма об основоположнике марксизма Козинцев начинает работать еще в 1939 году. Сначала сценарий очень долго таскают по инстанциям — биография отца-основателя должна соответствовать всем установкам партии и правительства. После подписания пакта становится очевидно, что Маркс как киногерой абсолютно неуместен. Поэтому, когда сценарий оказывается готов, кинокомитет закрывает постановку”; – любовь и дружба с врагом породила даже любовь к любимому композитору А. Гитлера: “Сергей Эйзенштейн получает предложение поставить “Валькирию” Вагнера в Большом театре. Выбор “Кольца” для постановки логично обусловлен отсутствием в тетралогии христианской мистики, но выбор названия сам по себе довольно странный. Есть разные объяснения, одно из которых, может быть, самое абсурдное, но совсем не маловероятное: в музыкальной литературе с ранних советских времен бытует рассказ о том, что В.И. Ленин как-то услышал исполнение “Полета валькирий” и был под сильным впечатлением от этой музыки. В спектакле участвуют лучшие певцы Большого театра” [3].
Бедный советский человек, удар по которому наносился по самому незащищенному месту – его разуму. Его некому было защитить, поскольку запрещен был и шаг влево, и шаг вправо.
О. Хаксли в своей лекции, прочитанной 20 марта 1962 года в Беркли-колледж, США, сказал так: “В прошлом революции были направлены на изменение существующего положения дел, чтобы через окружающую среду изменить человека. Политическая революция, экономическая революция и религиозная революция — все они были направлены не на человека непосредственно, а на его окружение. Сегодня мы имеем дело с иным подходом, который можно назвать окончательной революцией, когда становится возможным воздействовать непосредственно на ум и тело людей. Само собой, воздействие такого рода имело место с начала времён. Но раньше это воздействие по большей части было исключительно насильственным. Методы террора были известны с незапамятных времён и использовались с разной степенью изобретательности: иногда с крайней жестокостью, а иногда с изрядной мерой мастерства, приобретённого методом проб и ошибок в применении пыток, тюремного заключения и ограничений самых разных видов. Но, как говорится, со штыками можно делать всё что угодно, но только не сидеть на них. Для контроля над группой людей в течение длительного времени необходимо добиться их согласия. Чистый террор не может эффективно применяться до бесконечности. Рано или поздно придётся включить элемент убеждения и попытаться заставить людей дать согласие на происходящее с ними. Суть последней революции, с которой мы имеем дело сейчас, заключается именно в этом: мы находимся на стадии развития методов, которые позволят правящей олигархии (которая всегда существовала и, предположительно, всегда будет существовать) заставить людей полюбить своё подчинённое положение. Мой интерес к данной проблеме подтолкнул меня к написанию книги «О дивный новый мир», в которой говорится об обществе, применяющем все доступные методы для того, чтобы стандартизировать население, устранить «неудобные» человеческие различия и упорядочить людей в некое подобие кастовой системы современного типа” [4].
Разум в наше время стал не только производителем, поскольку инновации начинаются именно в нем, но и охранителем, поскольку без того, чтобы не перевести его на свою базу власть не способна двигаться вперед. Она боится раскалывать страну, создавая в ответ искусственное единство.
Сегодняшние власти получили в свои руки новые методы управления мозгами с помощью big data и новые методы отслеживания поведения, то есть в ментальном пространстве и в чисто физическом пространстве больше нет мест, незащищенных от государства.
Два последних мегасобытия – пандемия коронавируса для мира и расовые волнения для США – продемонстрировали значительную хрупкость систем, в которых мы живем. Под реальным или символическим внешним давлением они начинают мутировать, затрагивая чувствительные области, которые раньше не поддавались изменениям.
Весь мир вокруг вдруг пришел в движение, поскольку в нем вовсю проявились чувствительные точки, которые следует менять и менять. США стали менять расово чувствительные точки – памятники, названия товаров и под. Первая череда замен привела к следующей:
- New York Times будет писать слово «черный» с заглавной буквы [5],
- белые актеры не будут больше озвучивать небелых в кино и мультипликатах [6 – 7],
- требует пересмотра музыкальная индустрия, где много небелых исполнителей, но мало руководителей [8],
- Твиттер удаляет термины “хозяин”, “раб” и “черный список” из своих программных кодов, заменяя их на более “инклюзивные” слова, разъясняя: “Инклюзивный язык играет решающую роль в создании среды, в которой мы находимся. В Twitter язык, который мы использовали в наших кодах, не отражает наши ценности как компании и не представляет людей, на которых мы работаем. Мы хотим изменить это” [9],
- В Балтиморе протестующие сбросили памятник Колумбу в залив [10].
“Памятникопад” мы и сами имели при переходе от советского к постсоветскому периоду, где главным “пострадавшим” был Ленин, поскольку он и был главным “бенефициаром” прошлого периода. В Киеве на Крещатике было сразу три памятника Ленину.
Американский историк Эрик Фонер, считает, что памятники, связанные с гражданской войной, устанавливались для того, чтобы подчеркнуть систему превосходства белых над черными на американском юге в конце XIX — начале XXвека: “Они были символами власти, а не истории. Они определенно должны быть сняты и, вероятно, помещены в музей. Такие памятники оскорбительны для многих горожан — как белых, так и черных. Как еще можно воспринимать тот факт, что для прохода в общественное здание вы должны проходить мимо статуи в честь рабовладельца или политика, который отобрал право голоса у чернокожих людей или способствовал созданию системы расовой сегрегации?” [11]
Мир оказался сложнее, чем нам казалось. Его составляющие распадаются на части, не выдержав напора, а вместо них возникают новые. Кстати, и место памятников не остается, как правило, пустым. Здесь почти сразу возникает или возникнет новый памятник, отражающий новую структуру общества.
Сегодня возникли войны вокруг не только расовых, но и гендерных проблем. И здесь в центре оказалась Дж. Роулинг: “Создатель Гарри Поттера Джоан Роулинг попала под раздачу: ее обвиняют в трансфобии – разновидности гендерной нетерпимости, выражающейся в неприязни к трансгендерам. Она же, будто назло, вместо того чтобы покаяться и признать ошибки, упорствует в ереси. От нее отреклись даже исполнители главных ролей в экранизациях ее романов. Ее требуют выгнать из ее собственных проектов. Былые поклонники выбрасывают ее книги” [12 – 14].
В России нашлись силы, которые жалуются на радужное мороженое, поскольку увидели в нем пропаганду ЛГБТ [15 – 16].
Мир явно пришел в движение. И оно началось с расставания с символическим, с нематериальным. Нематериальное является планом нового мира, его чертежом, поэтому оттуда убирают все то, что уже не пригодится.
Продолжение следует…
