В предыдущем посте этого сериала мы остановились на проблеме конфликта между личными и безличными отношениями внутри власти. И знаете, в чем тут основная закавыка? А в том, что эта проблема не решаема внутри власти принципиально. Как математик, я чувствую, что при желании и таланте эта задача формализуема, и может получиться нечто вроде знаменитой теоремы Эрроу. Об этом надо знать, полезно. Представьте себе, что у нас всех существуют разные предпочтения политиков из единого списка (этот на первом месте, вот этот – на втором и так далее). Кеннет Эрроу, лауреат Нобелевской премии по экономике, доказал, что, при некоторых разумных предположениях о согласовании наших мнений не существует оптимальной процедуры согласования мнений.
Для меня эта теорема – частное проявление общего обстоятельства гораздо более важного. Жизнь – бесконечно сложная штука, а человеческая социальность, самое, пожалуй, сложное в ней. Из того, что нам известно. Любые формальные правила, задаваемые правом – всегда лишь сильное огрубление, упрощение этой сложности. Личные отношения в несопоставимо большей степени адаптируются к сложности жизни, благодаря отсутствию жесткого формального регулирования и в силу того, что разнообразие этих отношений, вместе с разнообразием людей, их сочетаний, их целей, пристрастий, представлений о добре и зле. В той мере, в какой наша жизнь состоит из беспрерывного решения различных проблем, наши совокупные усилия по решению проблем были бы менее эффективны, если бы мы совсем игнорировали личные отношения.
Если перейти к сфере политики, к власти, то мы, интуитивно понимая ограниченность формального права, допускаем в определенной мере вмешательство личных отношений, личных усмотрений представителей власти в процесс решения различных проблем, включая наши проблемы, общественные проблемы.
Вот простой пример. В некоторой президентской республике выбран новый президент. Традиции и законы предоставляют ему право самому сформировать свою команду. Это резонно. Помимо формальных требований, которые могут предъявляться законом к должностным лицам, входящим в команду президента, могут быть его личные пристрастия. Ведь им предстоит совместно решать сложные проблемы. Это требует, как минимум, чтобы президент доверял своим сотрудникам. И ему, например, могут не нравится бородатые и курящие. Или завзятые спорщики. Или зануды. Ведь ничто не должно мешать президенту при решении сложных проблем, от которых зависит судьба страны, судьба людей.
Но есть еще одна закавыка. Помимо проблем публичного характера, описываемых перечнем президентских полномочий, есть и его личные проблемы. Некоторые из них, связанные с подбором кадров, описаны выше. Но ведь есть и другие личные проблемы. Скажем, нашему президенту скоро предстоит переизбираться на второй срок, а финансово-экономическая ситуация в стране аховая. И президент решает включить на полную мощность станок, печатающий деньги. Здесь сталкиваются публичный интерес и личный интерес президента. И личный интерес побеждает в ущерб публичному, вредя экономике.
И это еще цветочки! Теперь представьте себе, что наш президент победил на выборах и понял, что ему доступно многое. Надо только прижать прессу и оппозицию, что он быстро сделал, заручившись поддержкой спецслужб. Потом обвинил правительство в бедственном положении экономики и сменил это правительство на более лояльное. Бюрократия, почуявшая отсутствие контроля со стороны политической оппозиции и независимых СМИ, погрязла в коррупции, прихватив туда с собой и президента. И теперь удержание власти любой ценой стало для него просто жизненно важным. И реализация им публичных задач власти стала превращаться в имитацию, в шоу, вытесняемая продвижением своего личного интереса. Вот такая неприятная история.
Так что же делать, если мы все же допускаем проявление личного интереса политиком при осуществлении им его публичной власти? Ответ цивилизацией давно дан: надо брать личный интерес под контроль. Первое изобретение довольно очевидное. Есть, видимо, немало детей, чьи родители ссорились, конкурируя при этом за привязанность и даже любовь ребенка, всячески его задабривая. Иногда, видимо, именно из таких детей вырастают умники, которых посещает идея разделения властей в сочетании с системой сдержек и противовесов. Суть проста – разделить единую, и потому опасную, власть на куски (разделение властей) и натравить их друг на друга (система сдержек и противовесов). И тогда появляется шанс, что такая власть (или хотя бы ее куски) начнет обращать внимание на людей и их интересы. Ровно в таком состоянии была российская власть к концу прошлого столетия. И это было хорошо. Это давало обществу и стране шанс на развитие.
Но этого мало. Опыт показывает: если общество ограничивается только описанным выше провокативным устройством власти и перестает обращать на нее свое внимание, власть может снова сливаться в единое и опасное целое, как капли ртути из разбитого градусника. Ограничить такую возможность позволяет только активное и свободное гражданское общество. В конце 90-х годов российское общество перестало быть активным, а спустя лет пять обнаружило себя несвободным. И вот оно имеет то, что заслужило – путинский режим, превращающийся в Кощея бессмертного.
Пример (не единственный) альтернативы очевиден: бдительная политическая система США. Во-первых, предполагаемые члены команды президента попадет под микроскопы комиссий Конгресса. Во-вторых, еще агрессивнее набрасывается на те же кандидатуры американская пресса, которую подпирают разнообразные общественные организации, наблюдающие за работой органов власти. И того же Конгресса – в первую очередь. Логика такого контроля очевидна: коль скоро мы разрешили президенту руководствоваться личными соображениями при подборе команды, мы будем контролировать личные качества тех, кто отбирается из личных соображений.
Предпринятое нами отклонение от основной темы – транзита власти – полезно, поскольку ясно демонстрирует, как могут уживаться традиционные личные отношения с современными безличными, коль скоро от этого никуда не деться. Ситуация транзита власти, в сравнении с процессом осуществления власти, представляется более неустойчивой. Мы разберем ее подробнее в следующем тексте, а этот закончим тем же, с чего начали предыдущий – с Шекспира.
Вы, конечно, помните этот жалобный стон призрака отца Гамлета, усопшего датского короля: «Так я во сне от братственной руки / Утратил жизнь, венец и королеву;» (перевод Лозинского). В феодальной системе отношений король является сюзереном своего младшего брата. И, вы уже не должны удивляться, «Гамлет» – тоже трагедия о предательстве и транзите. И вы, конечно, помните, какие жертвы там в конце, но далеко не все поняли, что в финале Дания целиком достается Фортинбрасу, лихому норвежскому принцу. «И «Макбет» тоже!?» – спросите вы. А вы перечитайте – опять предательство и транзит верховной власти. А исторические трагедии Шекспира про что по-вашему? Про тоже самое. Все это – про разрушительные последствия феодальных отношений, отживавших свое во времена Шекспира. Личных отношений во власти. Не забывайте об этом до появления моей последней статьи из этого сериала. Лучше перечитайте что-нибудь из Шекспира.
Да, кстати, «Ромео и Джульетта» все-таки о любви.
